Герцог Анжуйский ждет письмо, Гийом дю Барта остался в Париже, королева-мать хочет его арестовать, а у Жана де Броса в очередной раз срывается общение с женой — он должен объяснить Сен-Люку, зачем король Франции отправил его к королю Наварры
Дата и время: 19 февраля 1578 года, понедельник, день
Отправлено: 19.08.05 10:07. Заголовок: Право на дуэль и социальная репутация во Франции XVI в.
Право на дуэль и социальная репутация во Франции XVI в. В.Р. Новоселов
Неписаные законы, которыми истинный дворянин обязан руководствоваться в жизни – кодекс чести – включал в себя и дуэль: право защиты чести оружием в поединке. Дуэль была способом разрешения конфликтных отношений внутри самого дворянского сообщества, и в этом отношении о дуэли можно говорить как о стереотипном правовом действии, знаке дворянской самоидентичности. Но, как отмечал в своих мемуарах маршал Таванн, "во Франции законы юстиции противоречат законам чести"1. С точки зрения законов государства и интересов охраны общественного порядка, дуэль – это тяжкое преступление, виновные в котором подвергаются преследованию со стороны королевского правосудия. С точки зрения христианской морали и религиозных норм, дуэль является тяжким грехом, поскольку одновременно содержит в себе грех убийства и грех самоубийства, в основе дуэли лежит грех гордыни и ненависть к своему ближнему. В то же время, с точки зрения самих дуэлянтов, дуэль сама является формой правосудия, принятой среди благородных людей. Поединок становится дуэлью только тогда, когда в полной мере соблюдены дуэльные правила, т.е. обязательные для участников дуэли нормы поведения во время самого поединка и сам порядок проведения процедуры (вызов и его форма, согласование места и оружия, назначение секундантов и т.д.). Правом на дуэль с дворянином, то есть правом бросить вызов или принять его, обладали исключительно те, кто соответствовал определенным критериям и за кем дворянское сообщество признавало это право. Более того, предоставление и осуществление права на дуэль становилось формой признания статуса индивида, подтверждая его равенство с противником, их принадлежность к одной категории лиц благородного звания, поскольку для Франции XVI в. вопрос о социальном статусе и принадлежности к дворянству был напрямую связан с социальной и личной репутацией человека. Значение репутации как критерия принадлежности к дворянству в первую очередь объясняется большой размытостью сословных границ, поскольку вплоть до осуществления Кольбером в 1666-1668 гг. Большого расследования дворянства – мероприятия, призванного положить конец узурпации дворянского статуса и практике доказательства дворянского происхождения устными свидетельскими показаниями – во Франции отсутствовали четкие юридические критерии определения принадлежности индивида к этому сословию. Обладание фьефом, освобождение от налогов, судебные привилегии, военная служба, благородный раздел имущества, наличие герба, ношение шпаги – все эти признаки не носили более исключительно дворянского характера, подобными привилегиями обладали и отдельные буржуа, и целые корпорации или города, кроме того, эти права незаконно узурпировались и государство было не в силах этому противостоять2. Дополнительную проблему создавало массовое аноблирование, поскольку оно "девальвировало" ценность обладания дворянством. Аноблирование лиц, принадлежавших к разряду людей длинной мантии, чья идеология была диаметрально противоположна рыцарским идеалам, угрожало родовитому дворянству потерей своего социального доминирования, поскольку судейские, ощутив свою востребованность со стороны монархии, стали претендовать на моральное превосходство над "дворянством шпаги" и на более высокий социальный статус. Мероприятия, предпринятые Кольбером, окончательно уравняли всех дворян: свое право называться дворянином надо доказать государству и для этого необходимо предъявить надлежащие документы. В XVI в. свое дворянство необходимо было доказывать самому дворянскому сообществу, и для этого следовало придерживаться определенных правил, определяющих благородный образ жизни и демонстрировать качества, считающиеся внутренне присущими людям благородного происхождения. Иными словами, основным критерием принадлежности индивида к дворянскому сословию становилось признание его "своим" со стороны самого дворянского сообщества: чтобы быть дворянином, надо иметь репутацию дворянина. Для этого было необходимо наличие двух условий: благородный образ жизни и благородное происхождение.
Последний признак мог отсутствовать, что было неизбежно в условиях, когда и постоянно ведущиеся войны, и развитие системы государственного бюрократического аппарата требовали притока новых сил – то есть аноблирования. Отсутствие четких юридических признаков принадлежности к дворянству и его стремление остаться саморегулируемой социальной группой выливались в сопротивление попыткам монархии через официальное аноблирование контролировать приток своих новых членов. Таким образом, французское дворянство XVI в. оказалось перед необходимостью выработать собственные критерии идентификации, которые одновременно могли бы заменить собой отсутствующие юридические критерии и объединяли дворянство на определенной идеологической базе, которая позволяла бы "выбраковывать" лиц, получавших дворянский статус королевским официальным аноблированием, делая их дворянский статус неполноценным если не с правовой, то с моральной точки зрения. Таким образом, речь идет о критерии, который давал бы основу и межсословному, и внутрисословному делению дворянства. Таким критерием обладания дворянством стало наличие у дворянина чести (honneur): чтобы доказать свое право называться истинным дворянином, надо было доказать свою честь – качество, которое дворянин должен ценить дороже собственной жизни. В XVI в. в представлениях французского дворянства о чести наличествует определенная двойственность. Честь – это одновременно и родовое, природное качество, передаваемое по наследству, и личное качество, основанное на личной воинской доблести; это и качество человека, и признание за ним этого качества со стороны общества. Честь – духовное, внутреннее свойство благородной души, поэтому она не зависит от монарха, обладания титулом, должностью или богатством. Аноблирование королем не может сделать человека благородным, монарх не может ни наделить человека честью, ни отнять ее у него3. Честь основана на доблести (vertu), будь то доблесть предков или доблесть личная. И хотя родовитому дворянину нет нужды доказывать свое благородное происхождение, даже он обязан своим поведением, следованием законам чести подтверждать свою честь как качество плодов подтверждают качество древа.
Коль скоро честь является следствием военной доблести и должна цениться больше жизни, то лучшими доказательствами чести являются военные отличия. Поэтому поединок или дуэль, являющаяся своего рода ритуализованным, игровым аналогом войны, приобретает значение испытаний дворянских качеств сражающихся, а участие в дуэли становится своего рода обрядом инициации, делающим дворянина полноправным членом дворянского сообщества, действием, создающим репутацию индивида. Видимо, именно в этом кроется причина массового характера дуэли во Франции XVI в. и то, что этот обычай продолжал свое существование вопреки законам государства, религиозным нормам, общественному мнению и, в конце концов, угрозе жизни: риск смерти в бою, риск потери души, совершая грех убийства; риск в случае победы подвергнуться казни и конфискации имущества или стать жертвой мести друзей и родственников убитого; риск в случае гибели остаться без церковного погребения (опять же с конфискацией имущества)- Все эти достаточно весомые резоны не могли удержать дворян от участия в поединках в силу значения дуэли в качеств средства социализации: с точки зрения дворянского кодекса чести, дуэль – это обязанность, дело чести благородного человека, закрепленная в коллективном сознании норма поведения в случае нанесения оскорбления. Уклонение от поединка могло дать повод усомниться не только в мужестве, но и чести дворянина, что автоматически приводило к его отторжению дворянским сообществом. В основе дуэли (но отнюдь не дуэльных правил) лежали представления о поединке Божьего суда, который в конце XV – начале XVI вв. все более утрачивал свой судебный характер в сторону рыцарского поединка, имеющего целью не столько выявить и наказать преступника, сколько продемонстрировать свою храбрость, благородство и боевое мастерство. Как и право на судебный поединок, право на дуэль, под которым следует прежде всего понимать право бросить и принять вызов на поединок, во Франции рассматривалось как исключительное право лиц, входивших в категорию "людей, чья профессия – носить оружие". Под это определение в первую очередь попадало "дворянство шпаги", а также профессиональные военные, не утрачивавшие свой статус в мирное время (то есть постоянно занимавшиеся военной или иной благородной деятельностью).
Естественно, что это касалось только взрослых мужчин, женщины и дети были как бы за рамками этих правил. Пожилой возраст – 60-70 лет мог служить законной и уважительной причиной отказа от поединка. Что же касается возраста, с которого можно посылать и принимать вызов, то считалось, что если дворянин опоясал себя шпагой, он обязан уметь как защищаться, так и нападать с ее помощью4, Молодость и неопытность не являются основанием для уклонения от поединка, реально же отсчет начинался с возраста 15-16 лет, хотя авторы некоторых теоретических дуэльных трактатов считали минимальным возраст 25 лет. Оправданием уклонения от дуэли служила болезнь и физическое увечье, хотя некоторые теоретики доходили до мнения, что в случае, если у одного из противников нет глаза, второй обязан завязать глаз себе, если нет конечности – прибинтовать к телу соответствующую у себя и т.д. Интересно видение дуэлянтами места поединка по отношению к обычному правосудию. Считалось, что если два дворянина сперва пытались решить свои разногласия в суде, то они утрачивают право на решение этого конфликта дуэлью. Точно так же, если человек уже понес наказание от обычного, официального правосудия, то его нельзя вызывать на дуэль, так как одно и то же преступление не судят дважды5. Неприличным и против правил считался вызов на дуэль человека, ранее одержавшего победу в поединке над вызывающим: вызвать на бой человека, подарившего противнику жизнь в бою, считалось равносильным вызову родного отца. Единственное исключение делалось в случае, если победитель, подаривший жизнь противнику, унижал и оскорблял побежденного, заявляя, например, что тот трусливо вел себя в бою, и он оставил ему жизнь, так как мало чести в том, чтобы убить труса. В свою очередь проигравший мог заявить после дуэли, что победа была нечестной и его противник одержал верх при помощи коварства и подлости. Желание избежать возможных осложнений такого рода после поединка было дополнительным мотивом того, что в XVI в. участники дуэлей стремились сделать свою победу бесспорной, убив или искалечив противника до полной потери им боеспособности.
Из категории лиц, которым можно было бросить вызов, теоретически исключались персоны королевской крови и титулованная знать, недопустимой считалась дуэль между родственниками, а также поединок между сеньором и вассалом7, но точно так же исключались и лица любого иного звания, состояния и положения, не считавшегося дворянским, поскольку основным непременным требованием дуэли было равенство противников по чести. Вызов на поединок подразумевал, что персона, пославшая его, признала вызванного противника равным себе, и наоборот, согласие признать вызов было также и признанием равного положения сторон. Это равенство заключалось в принадлежности противников к одному сорту людей – тех, чья профессия – носить оружие, а также в обладании каждым из них честью – качеством, в котором дворяне отказывали всем остальным слоям общества вне зависимости от публичных должностей и их достоинства (dignite), которое люди длинной мантии стремились противопоставить доблести, претендуя на собственную честь, проистекающую из авторитета власти. Наравне с военными, правом на дуэль обладали и носители короткой мантии, например, финансисты и секретари, но лица так или иначе связанные с юриспруденцией, все, 1 кто носил длинную мантию, категорически, вне зависимости от обладания дворянством, были исключены из числа тех, кто может претендовать на дуэль или же быть вызванным8. В военной среде право на дуэль имело особое значение, так как, во-первых, в эпоху XVI в. военная иерархия (за исключением высшего звена) не была основана на иерархии социальной: дворянин мог служить солдатом, а ротюрье (простолюдин) – стать капитаном и быть аноблированным, а во-вторых, военная карьера традиционно воспринималась во Франции как единственное средство достижения не только официального аноблирования, но и признания его самим дворянским сообществом (оружие – уже начало дворянства). Военное состояние как бы уравнивало всех, кто занимался этим благородным занятием. В силу традиции служба в ордонансных ротах жандармерии сама по себе являлась доказательством дворянства, так как теоретически в них должны были нести службу исключительно дворяне, хотя на протяжении всего XVI в. шел процесс проникновения в жандармерию лиц ротюрного происхождения.
Если простолюдину удавалось добиться службы в жандармерии, он в силу традиции признавался дворянином, а его потомки могли использовать факт такой военной службы своего предка в качестве законного доказательства своего дворянского происхождения. Аналогичным образом дело обстояло и в пехоте, где согласно ордонансам 30-х гг. Франциска I аноблирующими считались должности знаменосца, лейтенанта и капитана; эти звания за особые отличия в бою мог получить любой солдат, поэтому считалось естественным, что профессиональный солдат, обладающий репутацией и доблестью, может сражаться на дуэли с дворянином. Специфика военного занятия учитывалась дуэльными правилами в первую очередь как соотношение права на дуэль со служебной иерархией, что вытекало из необходимости соблюсти субординацию и дисциплину, т.к. для армии опасна ситуация, когда действия и приказы командира, авторитет его власти могут быть парализованы вызовом на дуэль от посчитавшего себя оскорбленным подчиненного. Вызов не мог быть брошен непосредственному командиру, но после роспуска отряда, когда оба – оскорбленный и обидчик – оказываются свободными от присяги, солдат имеет право требовать сатисфакции у своего бывшего командира. Но во время воинской службы в случае несправедливой обиды со стороны своего капитана солдаты и младшие командиры должны были обращаться с жалобой к более высокому начальству и дело решалось обычным служебным порядком. Если же речь шла о командире, ни в прямом, ни в косвенном (т.е. через должность) в подчинении у которого вызывающий не находился, то солдат имел право вызова9. Однако часто такие теоретические выкладки авторов дуэльных трактатов, устанавливавших соотношение взаимных прав вызова на дуэль солдат и разного ранга командиров пехоты, легкой кавалерии и жандармерии, на практике полностью игнорировались. Нормой считалось правило, что ни один истинный капитан (в расширительном смысле этого слова – любой командир отдельного отряда) не может уклониться от поединка без урона для своей чести. Такой неоправданный отказ создавал дурную репутацию, что могло повлечь за собой потерю службы и невозможность более продолжать военную карьеру. Для военных понятие репутации имело дополнительное значение, поскольку участие в дуэли служило подтверждением "профессиональной пригодности", тестом на храбрость, силу, боевое мастерство. Как заметил Прессак, автор одного из антидуэльных памфлетов, "для людей, осуществляющих профессию носить оружие, все блага и доходы, которые они надеются извлечь из своей профессии, зависят от того, насколько ценится и уважается их персона, в противном случае их карьера будет тщетной и напрасной"10. Обязательность соблюдения кодекса чести военными применительно к дуэли по мнению современников обуславливалась тем, что "военного, оскорбленного другим того же звания, если он не добивается надлежащей сатисфакции, позорят, освистывают, презирают и исключают из круга себе подобных: обычно ни один сеньор или капитан не хочет держать его в своей роте, как если бы тот был прокаженным или больным чумой"11.
Дуэль, хотя и была своего рода "привилегией" дворянства и военных, вышла далеко за рамки этих категорий: подражание манере поведения благородных персон вылилась в том числе и в распространение дуэли в остальных слоях населения, например, в студенческой среде, тем более что среди студентов университетов были и дворяне. Но на дуэль с дворянином мог рассчитывать только равный. Для многих дворян дуэль стала одновременно формой самоутверждения, модным опасным приключением, методом отмщения обид, спортом и даже средством для успешной карьеры. Репутация удачливого дуэлянта давала молодому, но незнатному дворянину или же человеку с сомнительным дворянским происхождением возможность обратить на себя внимание сильных мира сего, поступить в свиту к знатной персоне, получить должность в войсках или при дворе: в условиях политической нестабильности, гражданских войн и заговоров хорошие шпаги ценилась весьма высоко. Во Франции дуль со второй половины XVI в. приобретает характер массовой эпидемии, выкашивающей ряды дворянства с большей силой, чем смерть на полях сражений. Только за время правления Генриха IV (1589-1610) дуэль по различным подсчетам унесла жизнь от б до 10 тыс. дворян 12. Мотивы поединков часто носят весьма сомнительный характер, широко распространяется обычай секундантов-компаньонов, дерущихся за компанию с друзьями из чувства солидарности, не имея вообще никаких личных мотивов для поединка. Защита чести часто всего лишь повод для поединка, но его причина всегда одна и та же – необходимость поддержать или создать репутацию, поскольку отказаться от дуэли для дворян, как и для военных, означает поставить себя вне законов чести и нанести ущерб своей репутации дворянина, что было опаснее и позорнее, чем пострадать в поединке или подвергнуться преследованию официального правосудия.
Отношение к дуэлям со стороны официальных властей, прежде всего самих королей, было противоречивым. Король не мог игнорировать вред, приносимый дуэлями, выражавшийся не только в массовой гибели наиболее активной и боеспособной части дворянства, прежде всего молодежи, но и в самой идеологии кодекса чести, ставившего честь дворянина не только вне зависимости от монаршей воли, выше королевских законов, но и выше заповедей господних "не убий" и "мне отмщение и аз воздам". С другой стороны, монарх сам являлся первым дворянином своего королевства, поэтому демонстрация королем пренебрежения к законам чести грозила ему потерей авторитета в дворянской среде. Более того, монархи и сами могли использовать вызов на дуэль в своих интересах: Франциск I сам собирался драться на поединке с императором Карлом V, а Генрих IV в 1585 г. вызвал на дуэль Генриха де Гиза13. Ордонанс 1532 г., изданный Франциском I, признавал за дворянами право на поединок для защиты чести, но исключительно с предварительным обращением к королю для арбитража и попытки примирения сторон; только в случае невозможности придти к согласию король дает разрешение на поединок, который должен проводиться в соответствии со всеми требованиями и правилами судебного поединка и под контролем судьи поля14. Однако уже ордонанс 1539 г. констатировал пренебрежение дворян к этим правилам и их стремление решать конфликты в своей среде иными средствами, причем далеко не всегда при помощи честного поединка15. Нападения из засады (guet-apens), убийства при внезапном нападении (rixe) были обычной практикой. Генрих II в 1547 г. был вынужден посвятить им специальный ордонанс, имевший весьма симптоматичное название: "Против убийств, которые ежедневно происходят в нашем королевстве"16. На таком фоне дуэль имела скорее положительное, чем отрицательное значение, поскольку как минимум предоставляла сторонам равные возможности, ограничивала рамки дозволенных средств (запрещено все, что против правил чести) и помогала избежать как излишних жертв, так и больших общественных беспорядков. Дуэль была реальной альтернативой убийствам и кровной мести, и хотя достаточно часто дворяне нарушали и сам дуэльный кодекс чести, честный поединок все-таки был более цивилизованной формой решения конфликтов17. То, что дуэль для дворян стала играть роль своего рода формы правосудия, повлияло на уход дуэли из сферы любого, даже королевского арбитража, поскольку на дуэли защищается честь, а честь – это духовное качество и "у короля нет юрисдикции над духом"18. Честь – личное качество, и защитить ее можно только лично, не при помощи наемного убийцы, но и не при помощи решения даже самого авторитетного лица, хотя бы и монарха. Во второй половине XVI в. возможность такого арбитража, как и возможность примирения, была маловероятной, поскольку один из участников конфликта должен был бы быть признан виновным и извиниться. В представлении французских дворян того времени просить прощение – это значит признать превосходство того, у кого его просят; тот, кто может прощать, может повелевать19: решение дела чести опять-таки упиралось в проблему репутации и положения в дворянском обществе.
Абсолютно неприемлемым для дворян-дуэлянтов было вмешательство в дела чести обычного суда – то есть людей длинной мантии, которым они отказывали в обладании дворянской честью, а решать дело чести может только тот, кто сам наделен ею. Кроме того, им было гораздо дешевле проливать собственную кровь, чем выплачивать судейским огромные денежные суммы как взятки и судебные издержки; сама попытка обращения к суду вместо дуэли в случае оскорбления чести могла трактоваться как проявление трусости и малодушия20. Со своей стороны, магистраты и Парламенты заняли по отношению к дуэлям самую непримиримую позицию. Чаще всего они игнорировали наличие вопросов чести как особой категории дел, требующих особого суда и особых судей, что отразилось, например, в постановлении Парижского парламента 26 июня 1599 г. Парламент видел преступность дуэли не только в совершении убийства, нарушении общественного порядка и королевских законов; наибольшую опасность представляло то, что безнаказанным оставалось само представление о том, что правила чести и дворянские традиции могут стоять выше авторитета властей и церкви, то, что репутацию человека чести дворяне предпочитают репутации законопослушного верноподданного и добропорядочного христианина. В своем постановлении члены парламента, назвав дуэль преступлением против величества (crime de lese-majeste), признали тем самым дуэль преступлением, противоречащим самому монархическому порядку21. Однако реальных рычагов преследования дуэлянтов было слишком мало – как правило дуэлянты имели широкую поддержку общественного мнения, влияли на процедуру юридического преследования через могущественных заступников-покровителей или родственников. Средством ухода от наказания было и получение королевского прощения и помилования. Так, в правление Генриха IV было выдано около 7 тысяч королевских прощений дуэлянтам, обогативших таким образом королевскую казну на сумму около 3 млн. ливров золотом22. Не лучше обстояло дело с дуэлями и ранее, во времена правления Карла IX и Генриха III, по поводу антидуэльных эдиктов которого мемуарист Пьер Брантом писал, что "поскольку их никто не соблюдал, то король никого и не наказывал"23. Стоит напомнить, что знаменитая дуэль королевских миньонов (27 апреля 1578 г.) состоялась чуть больше, чем через три месяца после опубликования очередного эдикта, направленного специально на борьбу с дуэлями при королевском дворе (12 января 1578 г.)2! Отношение дворян к дуэли как обязательной норме неписаных законов было настолько распространено, что когда Мария Медичи после издания в 1611 г. очередного нового эдикта против дуэлей собрала принцев крови, маршалов и чиновников короны для того, чтобы все они дали совместную клятву публично отказаться от дуэлей, чтобы своим примером оказать воздействие на всех дворян, эта затея провалилась по причине того, что больше половины собравшихся отказались дать подобную клятву 25.
Необходимо отметить, что нормы и идеологическое обоснование дуэли тревожили монархов и королевских юристов более самих прямых результатов поединков (погибших и искалеченных дворян). Внезапные вооруженные стычки (rencontres), происходившие без предварительной взаимной договоренности обеих сторон и без правил дуэльного ритуала, для властей представлялись преступлением менее опасным, а их участники заслуживающими менее сурового наказания и преследования, чем дуэль, пусть даже обошедшаяся без жертв и кровопролития, или же просто вызов-картель, за которым вовсе не последовало проведение поединка 26. Отношение к решению вопросов чести со стороны дворян, осознававших губительность этого обычая как для самого дворянства, так и для порядка в королевстве, все равно сохраняло определенную двойственность. Дискуссия в основном сводилась к двум проблемам: 1) стоит ли полностью запретить дуэль или же стоит поставить ее проведение под легальный контроль и максимально ограничить жесткими правилами; 2) разрешать ли конфликты дворян по вопросам чести обычным судом или же надлежит организовать для дворян особые виды суда – Трибуналы чести, в которых уполномоченные королем наиболее авторитетные для дворян лица (например, маршалы Франции) выступали бы в роли арбитров, решение которых имело бы обязательный характер. В XVII в. королевское законодательство пошло как по пути превентивного предупреждения дуэлей путем назначения специальных судей по вопросам чести, так и ужесточения преследования дуэлянтов со стороны правосудия. Предпринимаемые французской монархией меры, безусловно, имели определенный эффект, например, вышел из употребления обычай секундирования, т.к. дерущиеся секунданты преследовались более сурово, чем сами дуэлянты, значительно сократилось число дуэлей со смертельным исходом и тяжелыми ранениями, так как их было наиболее трудно скрыть от властей. Но, несмотря на все старания властей, обычай дуэли никогда полностью не умирал, сопровождая дворянство на всем протяжении существования этого сословия, а в армейской среде, где представления о чести военного, прежде всего офицера, во многом базировались на дворянском кодексе чести, дуэль продолжала сохраняться и в начале XX в. Основным фактором, повлиявшим на сокращение практики дуэли в дворянской среде, стала потеря дуэлью своего социального аспекта; дуэль становится все более редким явлением для Франции тогда, когда защита чести утратила для дворян значение средства защиты или подтверждения своего социального статуса и социальной репутации. Дворянство было вынуждено смирится с возрастающей ролью государства, юридически очертившего границы сословий: доказывать свое право называться дворянином теперь надо было не столько сомневающимся в этом другим дворянам собственной шпагой, сколько официальным властям, предъявляя соответствующий документ.
1 Collection des memoires relatifs a l'histoire de France Paris, 18322.Г. XXIV. P. 110. 2 Jouanna A. Le Devoir de revolte: la noblesse franchise et \< gesstatbn de I'Etat moderne 1559-1661. Paris, 1989. P. 16-17; Она же: Hiistore des elites en France du XVI au XX siecle: l'honneur, le rreritee, l'r- gent. Paris, 1991. P. 43-48; Копосов H. E. Высшая бюрократия во Франции XVII века. Л., 1990. С. 23-30, 72; Пименова Л.К. Дворянство Франции в XVI-XVII вв.// Европейское дворянство XVI в. Границы сословия. Под ред. Ведюшкина В.А., М., 1997. С. 50)-80. 3 Muzio, G. Le combat de Mutio Iustinopolitain avec les responss chevalresses, traduit nouvellement d'ltalien en Francoys p«r Aintoiie Chapuis. Lion, 1561. P. 144. 4 Du Pleix, S. Les loix militaires touchant le duel. Paris, 1602. P. 145 5 Du Pleix, S. Op. cit. P. 150, 152. 6 Du Pleix, S. Op. cit. P. 142. 7 Du Pleix, S. Op. cit. P. 139-141. 8 Du Pleix, S. Op. cit. P. 9 Du Pleix, S. Op. cit. P. 132-134; Muzio, G. Op. cit. P. 159-160. 10 Pressac, seigneur de. Le Cleandre ou de l'honneur et de la vailllane. Rouen. 1604. P. 171: "Et n'est que I'homme qui fait professioin d:s armes qui concoyue un appetit de vanger de mort une contenanice <u parole de mespris, pource que tout le bien et advantage qu'ill peit esperer du mestier dont il se depend du prix et estime ce sa pc- sonne, sans laquelle sa profession luy est non seulement infructmeus, mais encore honteuse et ennuyeuse. Et partant s'il se pique et :e monstre impatien et impetueux en recherchant de se venger de celiy qui tasche de l'enclaver dans ceste misere..." 11 Du Pleix, Scipion. Op. cit. P. 87: "Un gendarme outrage par in autre, s'il n'en retire satisfaction honnorable, est honny, hue, siffli, mesprise et onteusement mocque parmy tous de sa professioin: ce mode qu'il n'y a seigneur ny capitaine qui le vouleut recevoir ien ia compagnie, non plus qu'un larde ou un pestifere: et ne scavroit apris effacer cete tSche que par des frequens exploits d'armes, dannaant it recevant des coups, et recherchant courageusement a toutes rencontres..." 12 Billacois F. "Le duel dans la societe franchise des XVI-XVII siecles" Paris, 1986. P. 115. 13 Billacois F. Op. cit. P. 23, 369. 14 Fontanon A. Les edicts et ordonnances des rois de France. Paris, 1585, T. I, De la defense du port des armes, § LXVI. P. 644: "...si lesdicts subjets ont aucunes querelles d'honneur les uns contre les autres, qui ne se puissent vuider par justice, se retirent par devers nous pour nous en faire remonstrance, et en obtenir de nous telle permission qu'il nous plaira leur octroyer". 15 Fontanon A. Les edicts et ordonnances... T. III. P. 644-645 16 Henry II. Edit "Contre tous meurdres et assassinementz qui se commettent journellement". Paris, J. Andre, non pagine. Bibl. S-t Genevieve, Res F 80 868, inv. 4142(25). 17 По этому поводу нелишним на взгляд автора будет привести свидетельство Пьера Брантома: "Если эти поединки и не соответствуют христианским заповедям, то они по крайней мере весьма выгодны и справедливы, и можно сказать весьма полезны, коль скоро из двух зол следует выбирать меньшее. Я готов принести клятву, что в поединке гибнут двое-трое, не более того, и это взамен того, что я собственными глазами наблюдал при нашем Дворе: до тех пор, как распространились дуэли, то в случае ссоры было всеобщим правилом и обыкновением, чтобы оба противника составляли настоящие отряды из своих друзей, солдат, наемных убийц, профессиональных фехтовальщиков и прочих персон; когда между ними происходило столкновение на какой-нибудь улице Парижа или другого города, или даже при дворе (что случалось все-таки редко из опасения гнева его Величества и его правосудия), а чаще всего где-нибудь за городом, то они убивали и калечили друг друга – как если бы это были мухи или животные". (Brantome, P. De Bourdeille de. Oeuvres completes. La Haye, 1740. T. XI. P. 224-225). 18 Muzio, G. Op. cit. P. 144. 19 Du Pleix, Scipion. Op. cit. P.221-222 20 Du Pleix, Scipion. Op. cit. P. 201, 250. 21 Billacois F. Op. cit. P. 148. 22 Cuenin M. Le duel sous I'Ancien Regime. Presse de la Renaissance. 1982. P. 28. 23 Brantdme, P. de Bourdeille de. Op.cit. T. XI. P. 222. 24 Billacois F. Op. cit. P. 147. 25 Cuenin M. Op. cit. P. 46. 26 Billacois F. Op. cit. P. 191, 304.
Хочу добавить. Преследование дуэлей вызывалось не опасением за численность дворянского сословия (стычки, когда с обеих сторон участвовало до 300 человек, что было не редкость, уносили больше жизней), а тем, что в условиях становления абсолютизма было нечто -- честь дворянина -- что не подчинялось королевской власти. В силу этого преследовались дуэли, прохождящие ПО ПРАВИЛАМ. Монархию беспокоили не смерти, а идеология и власть. Но как только дуэль была "переварена" абсолютизмом, и стала его составной частью, дуэли перестали преследоваться. Более того, в 19 веке офицер, отказавшийся от дуэли, должен был подать в отставку. С другой стороны, как справедливо отмечал Пушкин, в 19 веке дуэль на шпагах стала безопасной.
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 6
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация вкл, правка нет
- участник сейчас на форуме